— Два Хвоста! Не переношу его, — заявил конь. — С обеих сторон по хвосту — это нечестно.
— Совершенно согласен, — сказал Билли, придвигаясь к нему поближе. — Всё–таки мы во многом схожи с тобой.
— Наверное, мы унаследовали это от матерей, — согласился конь. — Не будем из–за пустяков ссориться. Эй, Два Хвоста! Ты привязан?
— Да, — отвечал слон, перекатывая смешок по хоботу. — Меня заперли на ночь. Я слышал, как вы там объясняетесь, ребятки, но вы не бойтесь, я к вам не приду.
— Бояться слона, вздор! — заявили вполголоса волы и верблюд. Потом волы продолжали:
— Мы не виноваты, что ты всё слышал, но это же правда, Два Хвоста. Отчего ты боишься пушечных выстрелов?
— Н-ну, — сказал слон, потирая одну ногу о другую, совсем как малыш, читающий стихи, — не знаю, сможете ли вы понять…
— Не сможем, — ответили волы, — зато нам приходится пушки тянуть!
— Я знаю, вы гораздо храбрее, чем сами о себе думаете, но со мной всё не так. Недавно капитан моей батареи назвал меня толстокожим анахронизмом.
— Это что, ещё один способ воевать? — переводя дух, спросил Билли.
— Ты этого не можешь знать, зато я знаю. Это значит: ни рыба ни мясо, и это как раз про меня. Я могу заранее — в своей голове — видеть, что будет, если разорвётся снаряд. Я могу, а вы, волы, не можете.
— Я тоже могу, — сказал конь. — По крайней мере, немножко. Я стараюсь не думать об этом.
— А я могу видеть больше, чем ты, и я таки об этом думаю. Ещё я знаю, что у меня есть много того, о чём надо помнить и заботиться, а лечить меня никто не умеет. Всё, что они могут, — это не платить погонщику, пока я болен, а своему погонщику я не верю.
— Ага, — сказал конь, — тогда понятно. Я доверяю Дику.
— Ты можешь посадить мне на спину целый полк Диков, но лучше от этого мне не станет. Я знаю слишком много, чтобы не чувствовать себя скверно, и слишком мало, чтобы преодолеть это.
— Мы не понимаем, — сказали волы.
— Конечно, не понимаете, я с вами и не говорю. Вы же не знаете, что такое кровь.
— Почему, — сказали волы, — знаем. Это красная жидкость, которая впитывается в землю и пахнет.
Конь всхрапнул и отпрянул.
— Не говори о ней, — фыркнул он. — Стоит мне подумать о ней, и я даже сейчас её чую. От этого запаха мне хочется удрать, если только на моей спине не сидит Дик Канлиф.
— Но ведь её же здесь нет, — удивились волы и верблюд. — Отчего ты так глуп?
— Это мерзкая жидкость, — вмешался Билли. — Удирать бы я, конечно, не стал, но и говорить о ней не желаю.
— Ну вот, ну вот, видите? — Для пущей убедительности слон помахивал хвостом.
— Конечно, видим. Мы всегда всё видим, — хором сообщили волы.
Слон затопал ногами так, что цепь зазвенела.
— Иди прочь, собачонка, — говорил он. — Кончай обнюхивать мои лодыжки, а то я наступлю на тебя. Милая, славная собачонка, да ну же! Пошла прочь, скверная шавка! Ой, да заберёт ли её кто–нибудь? Она же меня укусит!
— Сдаётся, — сказал Билли коню, — что наш дорогой Два Хвоста боится куда как многого. Если бы меня кормили каждый раз, как я лягну пса, я был бы как раз со слона ростом.
Я посвистел, и Викси, весь перемазанный, подбежал, лизнул меня в нос и стал рассказывать, как он меня искал по всему лагерю. При нем я никогда не обнаруживал своё знание звериного языка, а то бы он совсем распустился. Я сунул его за пазуху, а слон продолжал ворчать, топать и шаркать.
— Поразительно, — говорил он, — просто поразительно! Это у нас семейное. Но куда делся этот мерзкий зверёк? — И он начал шарить вокруг себя хоботом.
— У каждого свой страх, — продолжал он, дунув носом. — Вот вы, джентльмены, видимо, были встревожены, когда я трубил.
— Не то чтобы встревожены, — отозвался конь, — но было так, как если бы у меня на месте седла были натыканы колючки. Не делай этого больше.
— Я боюсь собак, а вот верблюд пугается дурных снов по ночам.
— Хорошо, что мы не должны воевать одинаково, — заметил конь.
— А вот что я хотел бы знать, — подал голос долго молчавший молодой мул. — Что бы я хотел знать, так это — почему мы вообще должны воевать.
— Да потому, что нам велено, — презрительно фыркнув, ответил конь.
— Приказ! — щёлкнул зубами мул Билли.
— Хукм хэ (таков приказ), — булькнул верблюд.
И слон и волы повторили:
— Хукм хэ!
— Да, но кто отдаёт приказы? — спросил молодой мул.
— Человек, который идёт впереди, или сидит на твоей спине, или держит верёвку, продетую через твои ноздри, или крутит твой хвост, — один за другим ответили ему Билли, кавалерийский конь, верблюд и волы.
— Но им кто приказывает?
— Ты хочешь слишком много знать, юноша, — сказал Билли, — а это верный путь к взбучке. Твоё дело — слушаться человека и не задавать лишних вопросов.
— Он прав, — вполголоса молвил слон. — Я не всегда могу слушаться, потому что я — Ни—Рыба—Ни—Мясо, но Билли прав. Повинуйся, иначе застопоришь батарею, не говоря уже о побоях.
Артиллерийские волы встали.
— Утро, — сказали они хором. — Нам пора. Мы, конечно, не можем видеть внутри себя, и мы не очень умны, но сегодня ночью мы ничего не боялись. Спокойной ночи, храбрецы!
Никто не ответил, только конь спросил, чтобы сменить тему беседы:
— Где же та собачонка? Где есть собака, там близко и человек.
— Здесь я, здесь, — тявкнул Викси, — под пушкой вместе с хозяином. Эй ты, верблюдище бестолковый, это ты, ты нашу палатку разворотил. Мой хозяин страшно сердит!