У инуитов есть поговорка: когда лёд просыпается от долгой зимней спячки, то невозможно предвидеть, что произойдёт, — и это верно, ведь коварные полярные льды меняют форму почти так же быстро, как облака на небе. Шторм, который застиг наших путников, был скорее всего весенний шторм, налетевший раньше, чем положено, и тут можно было ждать чего угодно.
И тем не менее у обоих отлегло от сердца. Если большой лёд вскроется, то по крайней мере придёт конец мучительному ожиданию. К тому же известно, что во время ломки льда ведьмы, снеговые и прочие духи собираются вместе, и есть надежда отправиться к Седне в весьма интересной компании — а это чего-нибудь да стоит! Когда буря совсем утихла и дети выбрались наружу, лёд кругом уже трещал и стонал, а гул на горизонте нарастал с каждой минутой.
— Смотри-ка, оно все ждёт, — сказал Котуко.
И правда: на вершине тороса не то стояло, не то сидело восьминогое Нечто, перепугавшее их три дня назад, и выло жутким голосом.
— Пойдём за ним, — сказала девочка. — Вдруг оно знает какой-нибудь путь, который уведёт нас от Седны. — Но, взявшись за лямку саней, она зашаталась от слабости.
Нечто заковыляло вперёд, неуклюже переваливаясь через ледяные гребни и держа путь к юго-западу, в сторону суши; дети с санями двинулись за ним, а отдалённый гул тем временем становился все явственней. Весь край большого льда на границе моря и суши — полоса шириною не меньше трёх миль — пришёл в движение. Лёд ломался и трескался во всех направлениях, и огромные, десятифутовой толщины льдины, площадью до двух десятков акров, сталкивались и громоздились друг на друга, напирая на ещё целое ледяное поле; а разбушевавшееся море бросало, кромсало, сотрясало их и вскипало пеной между ними. Эти льдины-тараны составляли, так сказать, передовой отряд, посланный в атаку на большой лёд. Производимый ими шум и грохот почти заглушал душераздирающий скрежет обломков, которые море отрывало от массива плавучего льда и загоняло под край ледяного поля — так наспех подсовывают под салфетку игральные карты. Там, где глубина не превышала полусотни футов, льдины скапливались, налезая одна на другую, пока самая нижняя не поднимала со дна тучи взбаламученного ила; на какое-то время волны пасовали перед этой преградой из ледяного крошева, перемешанного с донным грунтом, но скоро новый напор гнал всю массу вперёд. Между тем штормовой ветер и морские течения бесперебойно доставляли подкрепление — айсберги, дрейфующие ледяные горы, плывшие от самой Гренландии или от северного берега залива Мелвилл. Окаймлённые белой пеной, они приближались величаво и неспешно, словно старинная флотилия на всех парусах. Иной айсберг, на вид способный сокрушить целый мир, мог угодить на мель, перевернуться и намертво застрять на полдороге, весь в пене, в иле, в тучах мёрзлых брызг, в то время как другой, куда менее внушительных размеров, мог храбро протаранить ледяное поле и, расшвыривая по сторонам тонны обломков, пропахать борозду в добрую милю длиной. Одни обрушивались на лёд, как меч, высекая в нем глубокие каналы; другие взрывались градом осколков, весом в десятки тонн каждый, которые ещё долго катились и крутились между торосами. А третьи, попав на мелководье, вставали во весь рост с тем, чтобы тут же, содрогнувшись, как от боли, рухнуть набок и отдаться на милость волнам. На всем обозримом пространстве вдоль северного края ледяного поля шло это безудержное перемещенье, сцепленье, расщепленье, круженье и крушенье льда, принимавшего самые невообразимые формы, так что картина получалась совершенно фантастическая. С того места, где находились Котуко и девочка, они могли различить только слабое подрагиванье, едва заметную рябь на горизонте, но с каждой секундой рябь становилась отчётливей, а впереди они слышали глухие раскаты, похожие на грохот канонады, доносящийся издалека, сквозь туман. Судя по звукам, ледовое побоище докатилось уже до чёрных утёсов на побережье острова Байлот, к югу от них.
— Такого никогда раньше не было, — в тупом недоумении повторял Котуко. — Ещё не время. Почему лёд ломается сейчас?
— Иди за ним! — крикнула ему северянка, указывая вперёд, где по-прежнему маячило Нечто; теперь оно передвигалось как-то странно — не то бегом, не то ползком, хромая на все ноги сразу. Дети брели следом, волоча сани и слыша всё ближе и ближе победный гром ледяного шествия. И вот уже совсем рядом появились и поползли во все стороны паукообразные трещины с зазубренными, острыми краями; они зияли, словно кровожадные волчьи пасти. Но там, где поджидало их Нечто — на невысоком холме или даже скорее груде обломков прошлогоднего льда, — никакого движения не было. Котуко схватил девочку за руку и рванулся вперёд; остаток пути они одолели из последних сил. Грохот льда вокруг нарастал, но холм стоял неколебимо; и когда девочка вопросительно взглянула на Котуко, он выставил вперёд и вверх правый локоть — таким жестом инуиты обозначают твёрдую землю, остров. И верно: хромое восьминогое Нечто вывело их на остров — гранитный островок, который летом можно было распознать по прибрежной песчаной полосе, но который сейчас был весь окутан, скован и замаскирован льдом и на глаз неотличим от окружающего. И всё-таки под ногами у них была настоящая надёжная земля, а не предательский лёд! Островок стойко выдерживал ледовый штурм: льдины помельче разбивались вдребезги о его круглые бока, а спасительная отмель у северного берега, которая вдавалась в море, отражала атаки самых крупных льдин, отбрасывая их в сторону, — совершенно так же, как лемех плуга Отбрасывает пласт вспаханной земли. Разумеется, существовала опасность, что какая-нибудь зажатая со всех сторон ледяная глыба может взметнуться вверх и снести вершину островка, но об этом наши путники не думали: они поскорей соорудили себе хижину и под треск и скрежет льдов, наседавших на остров, принялись за еду. Загадочное Нечто куда-то делось, и Котуко, примостившись у светильника на корточках, снова расхвастался и пустился рассказывать о своей чудодейственной власти над духами. Но едва он вошёл во вкус, как девочка вдруг засмеялась и стала раскачиваться взад и вперёд.