Книга джунглей. Вторая книга джунглей - Страница 107

107

Мессуа засмеялась и поставила перед ним ужин. У неё были только жёсткие лепёшки, испечённые на дымном огне, рис и комок квашеных тамариндов — ровно столько, чтобы продержаться до вечера, когда Маугли добудет что–нибудь на охоте.

Запах росы с болот пробудил в нем голод и тревогу. Ему хотелось кончить весенний бег, но ребёнок ни за что не сходил с его рук, а Мессуа непременно желала расчесать его длинные иссиня–чёрные волосы. Она расчёсывала их и пела простенькие детские песенки, то называя Маугли сыном, то прося его уделить ребёнку хоть ничтожную долю его власти над джунглями.

Дверь хижины была закрыта, но Маугли услышал хорошо знакомый звук и увидел, как рот Мессуа раскрылся от страха, когда большая серая лапа показалась из–под двери, а за дверью Серый Брат завыл приглушённо и жалобно.

— Уходи и жди! Вы не захотели прийти, когда я вас звал, — сказал Маугли на языке джунглей, не поворачивая головы, и большая серая лапа исчезла.

— Не… не приводи с собой твоих… твоих слуг, — сказала Мессуа. — Я… мы всегда жили в мире с джунглями.

— Мир и сейчас, — сказал Маугли, вставая. — Вспомни ту ночь на дороге в Канхивару. Тогда были десятки таких, как он, и позади и впереди тебя. Однако я вижу, что и весной Народ Джунглей не всегда забывает меня. Мать, я ухожу!

Мессуа смиренно отступила в сторону — он и впрямь казался ей лесным божеством, — но едва его рука коснулась двери, как материнское чувство заставило её забросить руки на шею Маугли и обнимать его, обнимать без конца.

— Приходи! — прошептала она. — Сын ты мне или не сын, приходи, потому что я люблю тебя! И смотри, он тоже горюет.

Ребёнок плакал, потому что человек с блестящим ножом уходил от него.

— Приходи опять, — повторила Мессуа. — И ночью и днём эта дверь всегда открыта для тебя.

Горло Маугли сжалось, словно его давило изнутри, и голос его прозвучал напряжённо, когда он ответил:

— Я непременно приду опять… А теперь, — продолжал он уже за дверью, отстраняя голову ластящегося к нему волка, — я недоволен тобой, Серый Брат. Почему вы не пришли все четверо, когда я позвал вас, уже давно?

— Давно? Это было только вчера ночью. Я… мы… пели в джунглях новые песни. Разве ты не помнишь?

— Верно, верно!

— И как только песни были спеты, — горячо продолжал Серый Брат, — я побежал по твоему следу. Я бросил всех остальных и побежал к тебе со всех ног. Но что же ты наделал, о Маленький Брат! Зачем ты ел и спал с человечьей стаей?

— Если бы вы пришли, когда я вас звал, этого никогда не случилось бы, — сказал Маугли, прибавляя шагу.

— А что же будет теперь? — спросил Серый Брат.

Маугли хотел что–то отвечать, но на дороге, которая вела от деревни к лесу, появилась девочка в белом платье. Серый Брат мгновенно исчез, а Маугли бесшумно попятился в высокую зелень поля; тёплые зеленые стебли закачались перед его лицом, и он скрылся, как призрак.

Девочка взвизгнула, думая, что увидела привидение, потом глубоко вздохнула. Маугли раздвинул стебли руками и смотрел ей вслед, пока она не ушла.

— А теперь я не знаю, — сказал наконец Маугли. — Почему вы всё же не пришли, когда я вас звал?

— Мы всегда с тобой… всегда с тобой, кроме Времени Новых Речей, — проворчал Серый Брат, лизнув пятку Маугли. — Разве я не пошёл за тобой в ту ночь, когда наша Стая прогнала тебя? Кто разбудил тебя, когда ты уснул в поле?

— Да, но ещё раз?

— Разве я не пошёл за тобой сегодня ночью?

— Да, но ещё и ещё раз, Серый Брат, и, может быть, ещё?

Серый Брат молчал. Потом он проворчал, словно про себя:

— Та, чёрная, сказала правду.

— А что она сказала?

— Человек уходит к человеку в конце концов.

И наша мать говорила то же.

— То же говорил и Акела в Ночь Диких Собак, — пробормотал Маугли.

— То же говорил и Каа, который умнее нас всех.

— А что скажешь ты, Серый Брат?

— Они выгнали тебя, наговорив плохих слов. Они разбили тебе камнями рот. Они послали Балдео, чтобы убить тебя. Они хотели бросить тебя в Красный Цветок. Ты, а не я, сказал, что они глупы и ленивы. Ты, а не я — мне нет дела до них, — ты напустил на них джунгли. Ты, а не я, сложил о них песню злее, чем наша песня о диких собаках.

— Но я не о том спрашиваю. Ты — что ты думаешь?

Серый Брат некоторое время бежал рысью, не отвечая, потом сказал с расстановкой от прыжка к прыжку:

— Детёныш — Хозяин джунглей — мой сводный брат! Твой путь — это мой путь, твоё жильё — моё жильё, твоя добыча — моя добыча и твой смертный бой — мой смертный бой. Я говорю за нас четверых. Но что скажешь ты джунглям?

— Хорошо, что ты об этом подумал. Нечего долго ждать, когда видишь добычу. Ступай вперёд и созови всех на Скалу Совета, а я расскажу им, что у меня на уме. Но, может быть, они не придут? Может быть, во Время Новых Речей они обо мне забудут?

— Ты никогда ни о чем не забывал? — через плечо огрызнулся Серый Брат, пускаясь в галоп и обгоняя погруженного в раздумье Маугли.

Во всякое другое время на зов Маугли собрались бы, ощетинив загривки, все джунгли, но теперь им было не до того — они пели песни, играли, дрались. Ко всем по очереди подбегал Серый Брат с криком:

— Хозяин джунглей уходит к людям! Все на Скалу Совета!

И слышал в ответ:

— Он вернётся летом во время жары. Дождь выгонит его из пещеры. Идём петь вместе с нами, Серый Брат!

107